виски, оставил деньги на тумбочке и отправился в душ.
Прогресс неумолим…
Главный долго стоял у окна, пытаясь разбудить в себе былого романтика. Он любовался видом скованной льдом реки и склонившихся над ней деревьев. Затем Андрей Викторович перевёл взгляд на глянцевую коробку с фотоаппаратом, выпил и вызвал Буторина. Слава тоже успел опохмелиться, но рвения работать не испытывал. Андрей Викторович сделал очень глубокую затяжку и, выпустив дым, произнёс:
– Прогресс неумолим. Неумолим как стервозная женщина, как наш с тобой алкоголизм.
– Пьянство, Андрей Викторович, – вставил Буторин.
– Нет, именно алкоголизм, Слава. Смотреть правде в глаза – это тоже искусство. Итак, о прогрессе. Его шаги слышны за много вёрст. Новые виды топлива, новые сплавы, новые чудо-лекарства. Даже шлюхи стали другими. В них стало больше синтетики, больше наигранности и фальши. Видел новые музыкальные аппараты в кафе? Раньше там были виниловые пластинки, а сейчас там просто цифровые записи. Так и со шлюхами. Всё измеряется цифрами. Цифра проникла в умы и души. (Водка уносила Андрея Викторовича.) Цифра в ливере и в книгах. Цифра в машинах и лошадях. Ладно, не стану утомлять. Итак… Редакция купила японский фотоаппарат. Чудо западной техники. И купила она его за очень дорого. Этому красавцу не нужна плёнка. Он снимает на карточку памяти. Плёнка жила годами, десятилетиями, а здесь другое. Снял и стёр, снял и стёр. Это удобно, но бездушно. Всё как в отношениях самца и самки, но не человека.
– Это правда. Но зато ускоряет процесс, делает журналиста более мобильным, более продуктивным, что ли. Я, если честно, давно на такой фотик коплю.
Андрей Викторович, погладив коробку, по-доброму улыбнулся:
– Вот видишь… Считай, что я прочёл твои мысли, Буторин. Это тебе для работы. Но! Ты возьмёшь это чудо техники не для баловства, а именно для прорыва. Сфотографируй что-нибудь эдакое… эдакое сенсационное, паранормальное. Встряхни мир. Напиши хорошую байку, сопроводи фотографиями. Я в тебя верю.
Схватив коробку, Буторин рванул в забегаловку и тут же обмыл новенький цифровой Sony. Бережно завернув «японца» в чёрный полиэтиленовый пакет, Слава отправился домой к Игорю Дайкину, с которым они частенько делали материалы. Игорь взял три дня отгулов и посвятил их наведению порядка в альбомах с марками, дав себе слово не пить как минимум неделю. Марки были своеобразной терапией. Он смотрел на квадратики и прямоугольники, восхищался ими, вспоминал детство. Появление Славы Дайкин воспринял как предвестие чего-то дурного. Показав серию «Леса Гватемалы», Игорь повёл друга на кухню. Слава тут же водрузил на стол бутылку «Столичной», два лимонада и фотоаппарат. Увидев коробку, Игорь присвистнул:
– Вот это машина! А поехали завтра в лес валунов. Там очень много интересного. Большие камни, сосны огромные.
– Там Сёма в прошлом году руку сломал. Залез на валун и ёбнулся. А руки перед собой выставил. Думал, он кот, блядь. Лес валунов – это опасное место.
– Сёма был пьян и чересчур романтично настроен. А мы не будем пить.
– Что делать трезвым в такой красоте, Игорь? Дымка алкоголя обязана подчёркивать все прелести природы. Это же как обрамление, как рамка для картины.
– Можно поехать в парк «Счастливые лоси».
– У нас полредакции лосей. И счастливых, и несчастных, и с рогами, и с таким же идиотским, как у лося, взглядом. А потом, там недавно Зоя была, Игорь. Написала абсолютно дурацкий репортаж о том, как лось укусил за руку какого-то мальчика.
– Знаю. Этот идиот сунул ему в ноздрю игрушечную палочку из набора волшебника…
– А знаешь что, Славка… давай съездим на кладбище.
– И что мы там наснимаем? – Славик разлил по рюмкам. – Памятники, оградки, пьющего сторожа?
– Узко мыслишь. Мы пойдём туда ночью. Снимем репортаж «В поисках паранормального». Если повезёт, то действительно что-нибудь интересное захватим в кадр.
– А если не повезёт?
– А если не повезёт, то Ира прифотошопит какое-нибудь привидение.
С мраморного надгробия на странников смотрел полноватый мужчина в клетчатой рубашке. Слава нащупал в сумке бутылку и дрожащей рукой поставил её на скамейку. Протягивая стаканы к тусклому свету виднеющегося вдалеке фонаря, бережно разлил.
– Ну, за тебя, Арнольд Ефимович Клацкин, – с грустью проговорил Буторин.
– За него и не чокаясь, – поддержал друга Игорь.
Опрокинув стаканы, экскурсанты немного помолчали.
– Наверняка Арнольд Ефимович Клацкин прожил яркую и нужную стране жизнь, – шёпотом выговорил Слава.
– А почему ты так думаешь?
– Ну вот смотри. Родился в 1908 году. Ушёл в мир иной в 1988-м. Война, стройки коммунизма, дети, внуки.
– А может, он рецидивистом был, Слав? Может, стройматериалы пиздил на стройках коммунизма или баб штабелями в постель укладывал?
– Не верю. Слишком добрый взгляд.
– А я бы так не сказал. – Игорь разлил по второму разу. – Взгляд тяжёлый, подбородок квадратом, нос жирный и рыхлый.
Игорю хотелось спорить, выдвигать гипотезы, исследовать жизнь неизвестного ему покойника.
– Слушай, мы пьём на могиле ушедшего в мир иной человека. А стало быть, о нём либо хорошо, либо ничего.
– Ни хера, Славик! Ещё можно говорить правду. Суровую, блядь, сермяжную правду.
– Но в более подходящих местах. Не знаю, как тебе, Игорёк, но мне немного страшновато. Ещё эта Лидия Фёдоровна Мрохлик искоса смотрит.
– Да и Валдис Гунтарович Гросс за нами подглядывает, – усмехнулся Игорь.
Через час Игорь предлагал включить плеер и послушать что-нибудь из doom metal. Слава сопротивлялся и умолял не богохульничать. За это время друзья успели обсудить обитателей нескольких близлежащих могил, погадать об их жизненном пути, пожурить незнакомцев, плохо присматривающих за последним приютом родственников.
– Что-то ни хера интересного. Ни голубых огней, ни теней.
– Может, оно и хорошо, Игорёша. Молоды мы ещё, чтобы в штаны начать регулярно ссаться.
В этот момент раздался скрипучий, кряхтящий, омерзительный смех. Он был устрашающим и ехидным. Так смеются умалишённые, вредные старики и старухи. За смешками сразу наступила тишина. Слава взял фотоаппарат, с трудом снял крышку объектива и только с третьего раза смог включить «Соньку». Игорь принялся наливать, колотя горлышком бутылки о стакан. Скрежещущий смех раздался во второй раз. Но сразу за ним что-то громко ухнуло, а на голову Дайкина упала сосновая веточка. Друзья увидели, как две медленно танцующие тени резко возникли в темноте и снова исчезли. Это были силуэты мужчины и женщины. Протяжный мученический женский стон пустил по коже друзей горячие струйки пота, а новый смешок заставил прижаться друг к другу. Игорь вскинул фотоаппарат, нажал на кнопку съёмки, и кладбищенскую аллею озарила мощная вспышка, высветившая две застывшие фигуры.
– Й-о-б твою ма-а-ать! Какой пиздец! Зомбаки! – завопил Буторин и бросился прочь.
Игорь поддержал
